ЛЮБВИ
Посвящается моей любимой жене
Люции
Люции
ДЕНЬ
СВОБОДНОЙ
Третий февральский день выдался серым и промозглым. За окном хлопьями падал снег, укрывая бетонные коробки спального района Питера, будто стремясь придать им хоть каплю уюта. Вдалеке гудели машины, а под ногами хрустел накатанный лед. Воздух был сырой, тяжёлый, пропитанный запахом снега и городской гари.
Он проснулся раньше её, ещё до рассвета. Тишина квартиры была нарушена лишь тиканьем часов и его собственным шуршанием. Он знал, что делает и что это риск. Устав от рутины, от привычных ласк, от однообразия, которое, как паутина, опутало их постель. Он хотел огня, хотел, чтобы она почувствовала то же, что и он — жажду, которая не утихала, несмотря на годы. Это был сюрприз.
На стенах их спальни, где раньше висели семейные фотографии и безликие пейзажи, теперь красовались изображения обнажённых девушек. Их тела, застывшие в изгибах и позах, казались живыми под мягким светом лампы. На экране телевизора, который он включил на минимальную громкость, двигались фигуры, сливаясь в танце страсти. Он хотел, чтобы она увидела это, почувствовала, как будто они оказались в другом мире — мире, где нет запретов, где всё дозволено.
Он проснулся раньше её, ещё до рассвета. Тишина квартиры была нарушена лишь тиканьем часов и его собственным шуршанием. Он знал, что делает и что это риск. Устав от рутины, от привычных ласк, от однообразия, которое, как паутина, опутало их постель. Он хотел огня, хотел, чтобы она почувствовала то же, что и он — жажду, которая не утихала, несмотря на годы. Это был сюрприз.
На стенах их спальни, где раньше висели семейные фотографии и безликие пейзажи, теперь красовались изображения обнажённых девушек. Их тела, застывшие в изгибах и позах, казались живыми под мягким светом лампы. На экране телевизора, который он включил на минимальную громкость, двигались фигуры, сливаясь в танце страсти. Он хотел, чтобы она увидела это, почувствовала, как будто они оказались в другом мире — мире, где нет запретов, где всё дозволено.
Она проснулась позже. Сначала глаза, ещё мутные от сна, не могли понять, что происходит. Она потёрла их, села на кровати, и тут взгляд упал на стену. На изображение, где девушка, раскинув руки, словно приглашала в этот новый, странный мир разврата. Она замерла. Сердце заколотилось, а в груди поднялась волна чего-то тяжёлого и горячего. Это была не ревность — нет, это было что-то глубже. Это было чувство, будто её мир, её безопасность, её уверенность в себе рассыпались в прах.
— Что это? — её голос дрожал, как тонкая нить, готовая порваться.
Он обернулся, увидел её лицо — бледное, с тенью боли в глазах. Он хотел объяснить, хотел сказать, что это не про других женщин, это про них, про их страсть, про их любовь. Но слова застряли в горле. Он видел, как её губы дрожали, как слёзы, словно жемчужины, катились по её щекам.
— Ты хочешь их? — её голос был тихим, но в нём звучала такая боль, что ему стало трудно дышать.
— Я тебе больше не нужна?
— Что это? — её голос дрожал, как тонкая нить, готовая порваться.
Он обернулся, увидел её лицо — бледное, с тенью боли в глазах. Он хотел объяснить, хотел сказать, что это не про других женщин, это про них, про их страсть, про их любовь. Но слова застряли в горле. Он видел, как её губы дрожали, как слёзы, словно жемчужины, катились по её щекам.
— Ты хочешь их? — её голос был тихим, но в нём звучала такая боль, что ему стало трудно дышать.
— Я тебе больше не нужна?
Он попытался подойти, обнять её, но она отстранилась. Её тело, обычно такое мягкое, такое родное, теперь казалось чужим, недоступным. Она встала, обернулась к стенам, к экрану, и её плечи содрогнулись.
— Ты не понимаешь, — прошептала она.
— Ты не понимаешь, как это больно.
Он хотел крикнуть, что понимает, что это не про других, что это про них. Но вместо этого просто стоял, чувствуя, как слёзы катятся по его щекам. Он чувствовал себя глупым, неуклюжим, как мальчишка, который не знает, как объяснить свои чувства. Он любил её. Любил её тело, её мягкую грудь, ее бедра, её душу и смех. Но хотел большего. Хотел, чтобы она почувствовала то же, что и он.
Они стояли друг напротив друга, разделённые невидимой стеной. Две обиды, два страха, две боли столкнулись в этой комнате, наполненной изображениями чужих нагих тел и стонами чужих страстей.
— Ты не понимаешь, — прошептала она.
— Ты не понимаешь, как это больно.
Он хотел крикнуть, что понимает, что это не про других, что это про них. Но вместо этого просто стоял, чувствуя, как слёзы катятся по его щекам. Он чувствовал себя глупым, неуклюжим, как мальчишка, который не знает, как объяснить свои чувства. Он любил её. Любил её тело, её мягкую грудь, ее бедра, её душу и смех. Но хотел большего. Хотел, чтобы она почувствовала то же, что и он.
Они стояли друг напротив друга, разделённые невидимой стеной. Две обиды, два страха, две боли столкнулись в этой комнате, наполненной изображениями чужих нагих тел и стонами чужих страстей.
Стены комнаты, ещё минуту назад наполненные криками и плачем, теперь молчали. Обнажённые тела на фотографиях, застывшие в своих позах, казались немыми свидетелями ссоры. Свет от лампы падал на них, подчёркивая изгибы и тени, но теперь это было уже не важно. На экране телевизора всё ещё двигались фигуры, но звук был приглушён, словно стыдясь своей откровенности. Белая девушка на экране, её тело, изгибающееся под натиском накаченного обнаженного черного тела, казалась теперь лишь призраком, далёким и бессмысленным.
Он стоял посреди комнаты, его щека горела от пощёчины. Ладонь, которой она ударила его, оставила на коже след — не столько физический, сколько эмоциональный. Он чувствовал, как слёзы катятся по его лицу, но не вытирал их. Они были горячими, как его обида, как его боль. Он смотрел на дверь, за которой она скрылась, и понимал, что сейчас не сможет найти слов. Не сможет объяснить. Не сможет убедить.
Взяв телефон и одежду, которую он натянул на себя, казалась чужой, как будто он одевался в спешке, убегая от самого себя. Пальто, тяжёлое и тёплое, не согревало его. Он вышел на улицу, и холодный февральский воздух ударил ему в лицо, смешиваясь со слезами. Метель кружила вокруг, снежинки, как белые мухи, прилипали к его щекам, бороде, одежде. Он шёл, не замечая никого вокруг. Люди, спешащие по своим делам, были для него лишь тенями, фоном, на котором разворачивалась его личная драма.
Он стоял посреди комнаты, его щека горела от пощёчины. Ладонь, которой она ударила его, оставила на коже след — не столько физический, сколько эмоциональный. Он чувствовал, как слёзы катятся по его лицу, но не вытирал их. Они были горячими, как его обида, как его боль. Он смотрел на дверь, за которой она скрылась, и понимал, что сейчас не сможет найти слов. Не сможет объяснить. Не сможет убедить.
Взяв телефон и одежду, которую он натянул на себя, казалась чужой, как будто он одевался в спешке, убегая от самого себя. Пальто, тяжёлое и тёплое, не согревало его. Он вышел на улицу, и холодный февральский воздух ударил ему в лицо, смешиваясь со слезами. Метель кружила вокруг, снежинки, как белые мухи, прилипали к его щекам, бороде, одежде. Он шёл, не замечая никого вокруг. Люди, спешащие по своим делам, были для него лишь тенями, фоном, на котором разворачивалась его личная драма.
Шум метро, гул голосов, скрип дверей — всё это сливалось в один монотонный звук, успокаивающий и отстранённый. Он спустился вниз, прошёл через турникет, и вот уже вагон метро уносил его прочь. Сидя на жёстком сиденье, он смотрел в окно, где мелькали туннельные огни. Станция за станцией, и с каждой из них он удалялся всё дальше — от неё, от себя, от той комнаты, где осталась боль.
Люди вокруг него говорили, смеялись, читали, спали. Он смотрел на них, но не видел. Мысли были там, в квартире, где она сейчас, наверное, сидела в своей комнате, обняв подушку, и плакала. Он представлял её лицо, её глаза, полные боли и недоумения. Он хотел вернуться, хотел объяснить, но что он мог сказать? Что это был лишь способ разжечь их страсть? Что он любит её, но не прочь переспать с другой? Слова казались теперь пустыми, как снежинки, тающие на его одежде.
Вагон метро качался, унося его в неизвестность. Он не знал, куда едет, зачем. Просто хотел убежать, хоть на время, от всего этого. От их жизни, которая, казалось, зашла в тупик.
Закрыв глаза, перед ним снова возникли те стены, те пошлые изображения, которые он так тщательно выбирал. Он хотел, чтобы они стали началом чего-то нового, но вместо этого они стали концом чего-то старого. И теперь, в этом вагоне, уносящем вдаль, он чувствовал себя потерянным, как ребёнок, который не знает, куда идти.
Он понимал, что где-то там, в этой снежной пелене, осталась она. Его женщина. Его любовь. Его радость и боль. И не было ясно, сможет ли он вернуться к ней. Сможет ли найти слова, которые объяснят всё. Сможет ли снова увидеть её глаза без слёз.
Вагон метро продолжал свой путь, уносясь всё дальше. А он сидел, закрыв глаза, и слушал, как шум колёс сливается с шумом его собственного сердца.
Люди вокруг него говорили, смеялись, читали, спали. Он смотрел на них, но не видел. Мысли были там, в квартире, где она сейчас, наверное, сидела в своей комнате, обняв подушку, и плакала. Он представлял её лицо, её глаза, полные боли и недоумения. Он хотел вернуться, хотел объяснить, но что он мог сказать? Что это был лишь способ разжечь их страсть? Что он любит её, но не прочь переспать с другой? Слова казались теперь пустыми, как снежинки, тающие на его одежде.
Вагон метро качался, унося его в неизвестность. Он не знал, куда едет, зачем. Просто хотел убежать, хоть на время, от всего этого. От их жизни, которая, казалось, зашла в тупик.
Закрыв глаза, перед ним снова возникли те стены, те пошлые изображения, которые он так тщательно выбирал. Он хотел, чтобы они стали началом чего-то нового, но вместо этого они стали концом чего-то старого. И теперь, в этом вагоне, уносящем вдаль, он чувствовал себя потерянным, как ребёнок, который не знает, куда идти.
Он понимал, что где-то там, в этой снежной пелене, осталась она. Его женщина. Его любовь. Его радость и боль. И не было ясно, сможет ли он вернуться к ней. Сможет ли найти слова, которые объяснят всё. Сможет ли снова увидеть её глаза без слёз.
Вагон метро продолжал свой путь, уносясь всё дальше. А он сидел, закрыв глаза, и слушал, как шум колёс сливается с шумом его собственного сердца.
Взяв телефон в руки, он пролистал галерею, остановившись на фото какой-то девушки, сохраненной с просторов интернета. Обнажённая натура, выбритый лобок, максимально приближённый, почти осязаемый, со всей текстурой кожи. Он установил это фото как обои, чувствуя, как горечь и обида переполняют его.
"Раз она говорит, что я хочу других, пусть так и будет", — думал он, сжимая телефон в руке.
Но этот маленький бунт, этот акт протеста, не приносил ему удовлетворения. Он смотрел на экран, на это изображение, и понимал, что, будь он в другом состоянии, в другом настроении, он бы, возможно, возбудился. Но сейчас его тело было холодным, как февральский воздух за окном вагона метро. Печаль, как ледяной ветер, выдувала из него всё — желание, страсть, даже злость.
Он вышел на поверхность в центре Петербурга. Город, который когда-то был для него местом радости и страсти, теперь казался чужим. Улицы, засыпанные снегом, были пустынны. Быстро стемнело и фонари, освещавшие тротуары, бросали длинные тени, которые казались ему отражением его собственного одиночества. Он шёл, не зная, куда и зачем. Ноги сами несли его туда, где когда-то они гуляли вместе. Летом, когда город был полон жизни, а воздух был наполнен ароматами цветов и свежести.
Он остановился у входа в парк. Тот самый парк, где когда-то, днем в жаркую пору, в порыве страсти, она осторожно сделала минет. Он помнил её глаза, полные смелости и желания, её горячие нежные губы, её теплые руки, которые держали его тело. Это было время, когда они были счастливы, когда их страсть была живой, как огонь.
"Раз она говорит, что я хочу других, пусть так и будет", — думал он, сжимая телефон в руке.
Но этот маленький бунт, этот акт протеста, не приносил ему удовлетворения. Он смотрел на экран, на это изображение, и понимал, что, будь он в другом состоянии, в другом настроении, он бы, возможно, возбудился. Но сейчас его тело было холодным, как февральский воздух за окном вагона метро. Печаль, как ледяной ветер, выдувала из него всё — желание, страсть, даже злость.
Он вышел на поверхность в центре Петербурга. Город, который когда-то был для него местом радости и страсти, теперь казался чужим. Улицы, засыпанные снегом, были пустынны. Быстро стемнело и фонари, освещавшие тротуары, бросали длинные тени, которые казались ему отражением его собственного одиночества. Он шёл, не зная, куда и зачем. Ноги сами несли его туда, где когда-то они гуляли вместе. Летом, когда город был полон жизни, а воздух был наполнен ароматами цветов и свежести.
Он остановился у входа в парк. Тот самый парк, где когда-то, днем в жаркую пору, в порыве страсти, она осторожно сделала минет. Он помнил её глаза, полные смелости и желания, её горячие нежные губы, её теплые руки, которые держали его тело. Это было время, когда они были счастливы, когда их страсть была живой, как огонь.
Теперь парк был засыпан снегом, и тишина, которая царила здесь, была почти зловещей. Деревья, голые и покрытые инеем, казались скелетами, напоминающими о чём-то давно утраченном.
Пройдя в парк, шаги оставляли следы на свежем снегу. Ветер, холодный и пронизывающий, дул ему в лицо, но он не чувствовал холода. Внутри него был свой ветер — ветер опустошения, который выдувал из него всё, что когда-то было важным. Он шёл по аллее, вспоминая её смех, её прикосновения, её слова. Всё это теперь казалось таким далёким, как будто это было не с ним, а с кем-то другим.
Он остановился у скамейки, где они сидели когда-то. Сейчас она была покрыта снегом.
Обида, как червь, пожирала изнутри. Она ползла по его жилам, высасывая тепло, оставляя после себя только холод и пустоту. Боль, которая сначала была лишь тенью в его сердце, теперь стала физической, острой, как нож. Он сидел на заснеженной лавочке, согнувшись, как будто пытаясь спрятаться от самого себя. Снег падал на его плечи, на голову, медленно покрывая его белым саваном. Холод пробирался сквозь пальто, но он почти не чувствовался. Ему хотелось одного — чтобы всё это закончилось. Чтобы боль ушла. Чтобы он мог просто исчезнуть.
Мир вокруг был туманным, как будто он смотрел на него сквозь толстый слой льда. Мысли, как снежинки, кружились в его голове, смешиваясь, сливаясь в один бесконечный поток самобичевания. Он думал о ней, о том, как всё пошло не так. Как их любовь, которая когда-то была такой яркой, превратилась в пепел. Как он пытался разжечь огонь, но вместо этого обжёг их обоих.
Пройдя в парк, шаги оставляли следы на свежем снегу. Ветер, холодный и пронизывающий, дул ему в лицо, но он не чувствовал холода. Внутри него был свой ветер — ветер опустошения, который выдувал из него всё, что когда-то было важным. Он шёл по аллее, вспоминая её смех, её прикосновения, её слова. Всё это теперь казалось таким далёким, как будто это было не с ним, а с кем-то другим.
Он остановился у скамейки, где они сидели когда-то. Сейчас она была покрыта снегом.
Обида, как червь, пожирала изнутри. Она ползла по его жилам, высасывая тепло, оставляя после себя только холод и пустоту. Боль, которая сначала была лишь тенью в его сердце, теперь стала физической, острой, как нож. Он сидел на заснеженной лавочке, согнувшись, как будто пытаясь спрятаться от самого себя. Снег падал на его плечи, на голову, медленно покрывая его белым саваном. Холод пробирался сквозь пальто, но он почти не чувствовался. Ему хотелось одного — чтобы всё это закончилось. Чтобы боль ушла. Чтобы он мог просто исчезнуть.
Мир вокруг был туманным, как будто он смотрел на него сквозь толстый слой льда. Мысли, как снежинки, кружились в его голове, смешиваясь, сливаясь в один бесконечный поток самобичевания. Он думал о ней, о том, как всё пошло не так. Как их любовь, которая когда-то была такой яркой, превратилась в пепел. Как он пытался разжечь огонь, но вместо этого обжёг их обоих.
Февральский вечер опустился на город, как тяжёлое одеяло. Снег падал густыми хлопьями, застилая тротуары и деревья, превращая парк в белое безмолвие.
Тишину нарушил смех.
Он поднял голову и увидел её. Она стояла под фонарём, её светлые волосы, припорошённые снегом, блестели, как серебро. На ней было синее пальто с меховым воротником, а в руке она держала сигарету, дым от которой смешивался с морозным воздухом. Она смеялась, разговаривая с кем-то по телефону, и её голос, звонкий и чуть хрипловатый, казался единственным звуком в этом белом мире.
Его взгляд остановился на ней. Может, потому что она была так ярка в этом сером пейзаже. Может, потому что её смех напомнил ему что-то давно забытое.
Она заметила его. Её глаза, голубые, как лёд, встретились с его, и она улыбнулась — не той вежливой улыбкой, которую дарят незнакомцам, а чем-то более живым, более дерзким.
— Ты в порядке? — спросила она, положив телефон в карман.
Он кивнул, но его молчание, видимо, не убедило её. Она подошла ближе, и он почувствовал запах её духов — что-то сладкое, с ноткой дыма от сигарет.
— Ты выглядишь так, будто только что потерял что-то важное, — сказала она, прищурившись.
— Может, и так, — пробормотал он, не зная, что ещё сказать.
Она затянулась сигаретой, выпустив дым в сторону.
— Ну что, — она улыбнулась снова, — может, прогуляемся? Или ты предпочитаешь сидеть тут, как снеговик?
— Прогуляемся, — согласился он.
Тишину нарушил смех.
Он поднял голову и увидел её. Она стояла под фонарём, её светлые волосы, припорошённые снегом, блестели, как серебро. На ней было синее пальто с меховым воротником, а в руке она держала сигарету, дым от которой смешивался с морозным воздухом. Она смеялась, разговаривая с кем-то по телефону, и её голос, звонкий и чуть хрипловатый, казался единственным звуком в этом белом мире.
Его взгляд остановился на ней. Может, потому что она была так ярка в этом сером пейзаже. Может, потому что её смех напомнил ему что-то давно забытое.
Она заметила его. Её глаза, голубые, как лёд, встретились с его, и она улыбнулась — не той вежливой улыбкой, которую дарят незнакомцам, а чем-то более живым, более дерзким.
— Ты в порядке? — спросила она, положив телефон в карман.
Он кивнул, но его молчание, видимо, не убедило её. Она подошла ближе, и он почувствовал запах её духов — что-то сладкое, с ноткой дыма от сигарет.
— Ты выглядишь так, будто только что потерял что-то важное, — сказала она, прищурившись.
— Может, и так, — пробормотал он, не зная, что ещё сказать.
Она затянулась сигаретой, выпустив дым в сторону.
— Ну что, — она улыбнулась снова, — может, прогуляемся? Или ты предпочитаешь сидеть тут, как снеговик?
— Прогуляемся, — согласился он.
Они пошли по аллее, снег хрустел под ногами, а её голос, рассказывающий о чём-то смешном, что случилось с ней на работе, заполнял тишину. Она говорила легко, как будто они были старыми друзьями, а не случайными знакомыми. Он слушал, изредка вставляя реплики, и чувствовал, как напряжение внутри него понемногу отпускает.
— А ты? — спросила она вдруг, остановившись. — Что привело тебя в этот парк в такую погоду?
Он задумался, но её взгляд, открытый и чуть насмешливый, заставил его говорить.
— Ссора, — сказал он просто.
— А, — она кивнула, как будто это объясняло всё. — Женщины, они такие.
Он хмыкнул, и она засмеялась.
— Ну, знаешь, — она подмигнула, — если хочешь отвлечься, у меня дома есть вино. И музыка. И, возможно, даже что-то вкусное.
Он посмотрел на неё, пытаясь понять, шутит ли она. Но её глаза были серьёзны, хотя в них всё ещё играл огонёк.
— Что, не боишься приглашать незнакомцев домой? — спросил он, пытаясь шутить, но его голос дрогнул.
— Ты не выглядишь как маньяк, — ответила она, пожимая плечами. — Ну, если не считать этого выражения лица.
Он улыбнулся, и она присоединилась к нему.
— Ну что? — предоставляя выбор своим вопросом: остаться здесь, в холоде и одиночестве, или пойти с ней, в тепло, в свет, в неизвестность.
— Пошли, — ответил он.
И они пошли, оставляя за собой следы на снегу. Он думал о том, что, возможно, это ошибка. Что завтра он пожалеет об этом. Но сейчас, в этот момент, ему было всё равно.
А она думала о том, что он странный, но в этом есть что-то притягательное, что нужно разгадать. Что она не знает, зачем пригласила его, но ей хочется узнать, что будет дальше.
— А ты? — спросила она вдруг, остановившись. — Что привело тебя в этот парк в такую погоду?
Он задумался, но её взгляд, открытый и чуть насмешливый, заставил его говорить.
— Ссора, — сказал он просто.
— А, — она кивнула, как будто это объясняло всё. — Женщины, они такие.
Он хмыкнул, и она засмеялась.
— Ну, знаешь, — она подмигнула, — если хочешь отвлечься, у меня дома есть вино. И музыка. И, возможно, даже что-то вкусное.
Он посмотрел на неё, пытаясь понять, шутит ли она. Но её глаза были серьёзны, хотя в них всё ещё играл огонёк.
— Что, не боишься приглашать незнакомцев домой? — спросил он, пытаясь шутить, но его голос дрогнул.
— Ты не выглядишь как маньяк, — ответила она, пожимая плечами. — Ну, если не считать этого выражения лица.
Он улыбнулся, и она присоединилась к нему.
— Ну что? — предоставляя выбор своим вопросом: остаться здесь, в холоде и одиночестве, или пойти с ней, в тепло, в свет, в неизвестность.
— Пошли, — ответил он.
И они пошли, оставляя за собой следы на снегу. Он думал о том, что, возможно, это ошибка. Что завтра он пожалеет об этом. Но сейчас, в этот момент, ему было всё равно.
А она думала о том, что он странный, но в этом есть что-то притягательное, что нужно разгадать. Что она не знает, зачем пригласила его, но ей хочется узнать, что будет дальше.
Они шли рядом, и в какой-то момент им пришлось прижаться друг к другу, чтобы пройти через толпу людей. Он по инерции взял её руку в свою, как всегда брал за руку свою жену. И в этот момент ток ударил его сознание. Он вспомнил, что это не она, не его жена, и тут же отпустил руку, как будто обжёгся. Это был неловкий момент, и извиниться в толпе было невозможно. Глупая ситуация. Он не оборачивался, шёл дальше, словно ничего не произошло, но внутри всё сжалось от стыда и напряжения.
Они дошли до её дома. Она жила недалеко, в старом районе города, где дома, как старики, хранили свои секреты за толстыми стенами. Она открыла дверь и пошла вперёд, поднимаясь по лестнице. Он шёл за ней, наблюдая сзади, как движется её тело, как изгибается её талия под пальто. Взгляд, чисто мужской, оценивающий, скользил по её фигуре, как хищник, оценивающий свою жертву. Он ловил себя на этом, но не мог остановиться. Её походка, её движения — всё это будоражило его, пробуждая что-то глубоко внутри, что он давно пытался заглушить.
Они вошли в квартиру, и дверь закрылась за ними с тихим щелчком. Она сняла пальто, и он, будто на автопилоте, помог ей, хотя это было странно — быть так близко к чужой женщине, чувствовать её запах, совсем другой, нежели у его жены. Её аромат был густым, сладковатым, с ноткой чего-то запретного, как будто она сама была воплощением соблазна.
Она нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги, и его взгляд приковала её попа, обтянутая латексными штанами. Материал блестел под светом лампы, подчёркивая каждый изгиб, каждую линию. Она была так близко, так доступна, что он едва сдержал порыв дотронуться до неё. Его рука непроизвольно потянулась в её сторону, пальцы дрожали, будто жаждали ощутить упругость её тела. Но в последний момент он остановился, не рискнув. Рука прошла в сантиметрах от её тела, и он почувствовал, как сердце забилось ещё сильнее, как волна возбуждения накрыла его, горячая и неудержимая.
Они дошли до её дома. Она жила недалеко, в старом районе города, где дома, как старики, хранили свои секреты за толстыми стенами. Она открыла дверь и пошла вперёд, поднимаясь по лестнице. Он шёл за ней, наблюдая сзади, как движется её тело, как изгибается её талия под пальто. Взгляд, чисто мужской, оценивающий, скользил по её фигуре, как хищник, оценивающий свою жертву. Он ловил себя на этом, но не мог остановиться. Её походка, её движения — всё это будоражило его, пробуждая что-то глубоко внутри, что он давно пытался заглушить.
Они вошли в квартиру, и дверь закрылась за ними с тихим щелчком. Она сняла пальто, и он, будто на автопилоте, помог ей, хотя это было странно — быть так близко к чужой женщине, чувствовать её запах, совсем другой, нежели у его жены. Её аромат был густым, сладковатым, с ноткой чего-то запретного, как будто она сама была воплощением соблазна.
Она нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги, и его взгляд приковала её попа, обтянутая латексными штанами. Материал блестел под светом лампы, подчёркивая каждый изгиб, каждую линию. Она была так близко, так доступна, что он едва сдержал порыв дотронуться до неё. Его рука непроизвольно потянулась в её сторону, пальцы дрожали, будто жаждали ощутить упругость её тела. Но в последний момент он остановился, не рискнув. Рука прошла в сантиметрах от её тела, и он почувствовал, как сердце забилось ещё сильнее, как волна возбуждения накрыла его, горячая и неудержимая.
— Извини за беспорядок, тут ремонт нужен, мужская рука, — произнесла она из кухни, её голос звучал лёгко, но в нём чувствовалась нотка смущения.
Он сидел на диване, его мысли путались, как клубок ниток, который невозможно распутать. Её слова задели его, и в голове моментально всплыла дерзкая фраза:
"А тебе не хочется мужского члена?"
Но тактичность, остатки приличия и страх быть неправильно понятым не позволили ему произнести это вслух. Вместо этого он переломил себя, выдавив из себя что-то вроде:
— А тебе... мужская рука... не нужна? — он попытался улыбнуться, но чувствовал, как его лицо заливается краской стыда.
— А? — её голос прозвучал в воздухе, и её взгляд, двусмысленный, задержался на нём на секунду, которая показалась ему вечностью. Они смотрели друг другу в глаза, и в этот момент его взгляд непроизвольно скользнул вниз — на её губы, шею, тело, обтянутое белой рубашкой. Её глаза заиграли нервно, и она быстро отвернулась, будто пытаясь найти что-то под рукой, чтобы отвлечься.
— Садись, щас кофе будет, — произнесла она рассеянно, её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки.
Через мгновение она уже вернулась к столу, неся две кружки с кофе. Её улыбка была натянутой, как маска, но она старалась сохранить видимость спокойствия. Она села напротив него, положила кружки на стол и, слегка наклонившись вперёд, сказала:
— Ну что, рассказывай.
Он начал говорить, сбивчиво, обрывочно, пытаясь объяснить, в чём проблема. Она слушала, её глаза то сужались, то расширялись, но она не перебивала. Когда он закончил, она усмехнулась, и в её голосе прозвучала лёгкая ирония:
— А... женщины, мы такие, проблемки.
Он хмыкнул, но её следующая фраза заставила его напрячься:
— А из-за чего была ссора? — спросила она, её взгляд стал более внимательным, как будто она пыталась разгадать его.
Он замялся, чувствуя, как комок подкатывает к горлу.
— Хотел разнообразить... — начал он, но в этот момент на столе загорелся экран его телефона, который он автоматически вытащил из кармана. Он забыл, что поменял обои, и теперь на экране ярко светилась та самая обнажённая вульгарная картинка.
Его сердце замерло.
Он сидел на диване, его мысли путались, как клубок ниток, который невозможно распутать. Её слова задели его, и в голове моментально всплыла дерзкая фраза:
"А тебе не хочется мужского члена?"
Но тактичность, остатки приличия и страх быть неправильно понятым не позволили ему произнести это вслух. Вместо этого он переломил себя, выдавив из себя что-то вроде:
— А тебе... мужская рука... не нужна? — он попытался улыбнуться, но чувствовал, как его лицо заливается краской стыда.
— А? — её голос прозвучал в воздухе, и её взгляд, двусмысленный, задержался на нём на секунду, которая показалась ему вечностью. Они смотрели друг другу в глаза, и в этот момент его взгляд непроизвольно скользнул вниз — на её губы, шею, тело, обтянутое белой рубашкой. Её глаза заиграли нервно, и она быстро отвернулась, будто пытаясь найти что-то под рукой, чтобы отвлечься.
— Садись, щас кофе будет, — произнесла она рассеянно, её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки.
Через мгновение она уже вернулась к столу, неся две кружки с кофе. Её улыбка была натянутой, как маска, но она старалась сохранить видимость спокойствия. Она села напротив него, положила кружки на стол и, слегка наклонившись вперёд, сказала:
— Ну что, рассказывай.
Он начал говорить, сбивчиво, обрывочно, пытаясь объяснить, в чём проблема. Она слушала, её глаза то сужались, то расширялись, но она не перебивала. Когда он закончил, она усмехнулась, и в её голосе прозвучала лёгкая ирония:
— А... женщины, мы такие, проблемки.
Он хмыкнул, но её следующая фраза заставила его напрячься:
— А из-за чего была ссора? — спросила она, её взгляд стал более внимательным, как будто она пыталась разгадать его.
Он замялся, чувствуя, как комок подкатывает к горлу.
— Хотел разнообразить... — начал он, но в этот момент на столе загорелся экран его телефона, который он автоматически вытащил из кармана. Он забыл, что поменял обои, и теперь на экране ярко светилась та самая обнажённая вульгарная картинка.
Его сердце замерло.
— Красивая пися, — её улыбка расползлась по лицу, когда она увидела это. Её тон был игривым, но в нём чувствовалась лёгкая насмешка.
Он почувствовал, как его лицо заливается краской. Комок в горле стал ещё больше. Он не знал, что сказать, как выкрутиться из этой ситуации. И вдруг, словно на автопилоте, он произнёс:
— А твоя?..
Парень сам не понял, как эти слова сорвались с его губ. Его лицо стало багровым от стыда и неловкости. В горле встал огромный ком, и он почувствовал, как сердце начинает биться так сильно, что, казалось, его слышно даже ей.
— Что моя?.. — её голос стал тише, в её глазах читалось удивление и растерянность. девушка была застигнута врасплох такой наглостью и вульгарностью.
Он понял, что перешёл черту. Тут либо идти до конца, либо провалиться под землю от стыда.
— Твоя пися... красивая?..
В воздухе воцарилась мёртвая тишина. Он чувствовал, как его сердце бьётся так громко, что, кажется, его слышно даже в соседней комнате.
"Пиздец", — пронеслось у него в голове.
Она сидела напротив, её глаза бегали, щёки покраснели. Она явно не ожидала такого поворота. Напряжение в комнате нарастало, как будто воздух стал густым, тяжёлым. Обратного пути нет.
Девушка встала из-за стола, её движения были плавными, но в них чувствовалась лёгкая нервозность. Она прошла к шкафу, достала бутылку вина и два бокала, поставив их на стол с лёгкой улыбкой.
— Пожалуй, нужно что-то покрепче, — сказала она, её голос звучал чуть более уверенно, чем раньше.
Девушка налила вино в бокалы, и они чокнулись, не говоря ни слова. Первый глоток был как глоток воздуха после долгого погружения под воду. Он почувствовал, как тепло разливается по телу, снимая напряжение.
Слово за слово, глоток за глотком, атмосфера в комнате начала меняться. Они говорили о чём-то отвлечённом — о работе, о жизни, о мелочах, которые вдруг стали важными. Но между строк, в каждом взгляде, в каждой паузе, чувствовалось напряжение, которое они оба старались игнорировать.
Она рассказывала о своей работе, о том, как иногда устаёт от людей, но любит эту суету. Он слушал, кивал, но его мысли были далеко. Его взгляд то и дело скользил по её фигуре, останавливаясь на её губах, на изгибе шеи, на линии плеч. Она заметила это, но не подавала виду, лишь иногда её глаза встречались с его, и в них читалось что-то, что он не мог понять.
— А ты? — спросила она вдруг, наклонившись немного вперёд.
— Ты никогда не думал о том, чтобы что-то изменить? Не только в отношениях, но и в жизни вообще?
Он задумался, его пальцы непроизвольно сжимали бокал.
— Думал, — ответил он наконец.
— Но иногда кажется, что всё уже слишком запущено. Как будто ты застрял в каком-то круге, из которого нет выхода.
Она посмотрела на него, её глаза стали мягче, почти сочувствующими.
— Знаешь, иногда нужно просто сделать шаг, — сказала она тихо.
— Даже если он кажется неправильным. Иногда именно такие шаги меняют всё.
— Ты права, — прошептал он, его голос был почти неслышным.
— Иногда нужно просто сделать шаг.
Он почувствовал, как его лицо заливается краской. Комок в горле стал ещё больше. Он не знал, что сказать, как выкрутиться из этой ситуации. И вдруг, словно на автопилоте, он произнёс:
— А твоя?..
Парень сам не понял, как эти слова сорвались с его губ. Его лицо стало багровым от стыда и неловкости. В горле встал огромный ком, и он почувствовал, как сердце начинает биться так сильно, что, казалось, его слышно даже ей.
— Что моя?.. — её голос стал тише, в её глазах читалось удивление и растерянность. девушка была застигнута врасплох такой наглостью и вульгарностью.
Он понял, что перешёл черту. Тут либо идти до конца, либо провалиться под землю от стыда.
— Твоя пися... красивая?..
В воздухе воцарилась мёртвая тишина. Он чувствовал, как его сердце бьётся так громко, что, кажется, его слышно даже в соседней комнате.
"Пиздец", — пронеслось у него в голове.
Она сидела напротив, её глаза бегали, щёки покраснели. Она явно не ожидала такого поворота. Напряжение в комнате нарастало, как будто воздух стал густым, тяжёлым. Обратного пути нет.
Девушка встала из-за стола, её движения были плавными, но в них чувствовалась лёгкая нервозность. Она прошла к шкафу, достала бутылку вина и два бокала, поставив их на стол с лёгкой улыбкой.
— Пожалуй, нужно что-то покрепче, — сказала она, её голос звучал чуть более уверенно, чем раньше.
Девушка налила вино в бокалы, и они чокнулись, не говоря ни слова. Первый глоток был как глоток воздуха после долгого погружения под воду. Он почувствовал, как тепло разливается по телу, снимая напряжение.
Слово за слово, глоток за глотком, атмосфера в комнате начала меняться. Они говорили о чём-то отвлечённом — о работе, о жизни, о мелочах, которые вдруг стали важными. Но между строк, в каждом взгляде, в каждой паузе, чувствовалось напряжение, которое они оба старались игнорировать.
Она рассказывала о своей работе, о том, как иногда устаёт от людей, но любит эту суету. Он слушал, кивал, но его мысли были далеко. Его взгляд то и дело скользил по её фигуре, останавливаясь на её губах, на изгибе шеи, на линии плеч. Она заметила это, но не подавала виду, лишь иногда её глаза встречались с его, и в них читалось что-то, что он не мог понять.
— А ты? — спросила она вдруг, наклонившись немного вперёд.
— Ты никогда не думал о том, чтобы что-то изменить? Не только в отношениях, но и в жизни вообще?
Он задумался, его пальцы непроизвольно сжимали бокал.
— Думал, — ответил он наконец.
— Но иногда кажется, что всё уже слишком запущено. Как будто ты застрял в каком-то круге, из которого нет выхода.
Она посмотрела на него, её глаза стали мягче, почти сочувствующими.
— Знаешь, иногда нужно просто сделать шаг, — сказала она тихо.
— Даже если он кажется неправильным. Иногда именно такие шаги меняют всё.
— Ты права, — прошептал он, его голос был почти неслышным.
— Иногда нужно просто сделать шаг.
Открыв глаза, чувствуя, как её сознание медленно возвращается в реальность. Она поняла, что уснула, и время, которое она провела в забытьи, было потеряно. В голове снова и снова прокручивались моменты их ссоры — его слова, её слёзы, его обида, её боль. Она оглянулась по сторонам. Всё ещё висели те самые обнажённые тела на бумаге, которые он развесил по комнате, а на экране телевизора зациклено двигались фигуры порноактрисы с гримасой, которая теперь вызывала скорее смех, чем отторжение. Уж точно не возбуждение.
Теперь, с холодной головой, она начала понимать всю абсурдность их ссоры. Её реакция, его попытка разжечь страсть — всё это казалось таким глупым, таким ненужным. Но время было не вернуть. Она встала с кровати, чувствуя тяжесть в теле, и вышла из комнаты. Квартира была пуста. Темнота. Тишина, которая раньше казалась уютной, теперь давила на неё, как тяжёлое одеяло.
Она прошла в ванную, чтобы умыть следы своих слёз. Вода была холодной, но это помогло ей немного прийти в себя.
Выйдя из ванной, взгляд упал на окно. За стеклом бушевала метель, снег кружился в воздухе, как будто пытаясь укрыть весь мир своим белым покрывалом. Она не знала, где её муж, но он был где-то там, в этом холодном, белом мире. И ей было не по себе от этого чувства — чувства, что он далеко, что он один, что она не знает, что с ним.
Она взяла в руки телефон, открыла чат с ним. Пальцы дрожали, когда она начала писать. Сначала это были предложения — "Давай поговорим", "Вернись, пожалуйста". Но потом она стирала их, заменяя упрёками — "Как ты мог?", "Ты вообще думал о моих чувствах?" Но и эти слова казались ей неправильными. В конце концов, она отправила лишь два слова:
"Ты где?"
Безнадёжно сев на кровать, она опустила телефон на колени. Её взгляд снова упал на экран телевизора, где две голые девушки терлись друг о друга, их тела изгибались в странном, почти нереальном танце. Нажатая кнопка на пульте и тишина снова заполнила комнату, но теперь она была ещё более гнетущей.
Теперь, с холодной головой, она начала понимать всю абсурдность их ссоры. Её реакция, его попытка разжечь страсть — всё это казалось таким глупым, таким ненужным. Но время было не вернуть. Она встала с кровати, чувствуя тяжесть в теле, и вышла из комнаты. Квартира была пуста. Темнота. Тишина, которая раньше казалась уютной, теперь давила на неё, как тяжёлое одеяло.
Она прошла в ванную, чтобы умыть следы своих слёз. Вода была холодной, но это помогло ей немного прийти в себя.
Выйдя из ванной, взгляд упал на окно. За стеклом бушевала метель, снег кружился в воздухе, как будто пытаясь укрыть весь мир своим белым покрывалом. Она не знала, где её муж, но он был где-то там, в этом холодном, белом мире. И ей было не по себе от этого чувства — чувства, что он далеко, что он один, что она не знает, что с ним.
Она взяла в руки телефон, открыла чат с ним. Пальцы дрожали, когда она начала писать. Сначала это были предложения — "Давай поговорим", "Вернись, пожалуйста". Но потом она стирала их, заменяя упрёками — "Как ты мог?", "Ты вообще думал о моих чувствах?" Но и эти слова казались ей неправильными. В конце концов, она отправила лишь два слова:
"Ты где?"
Безнадёжно сев на кровать, она опустила телефон на колени. Её взгляд снова упал на экран телевизора, где две голые девушки терлись друг о друга, их тела изгибались в странном, почти нереальном танце. Нажатая кнопка на пульте и тишина снова заполнила комнату, но теперь она была ещё более гнетущей.
Женщина сидела так несколько минут, чувствуя, как опустошение внутри неё растёт. Ей хотелось, чтобы он вернулся. Хотелось, чтобы они смогли поговорить, объяснить друг другу всё, что накопилось. Но больше всего ей хотелось, чтобы он просто был рядом. Чтобы она могла почувствовать его тепло, его присутствие.
Она взяла телефон снова, открыла галерею. Там были их фотографии — старые, ещё те, где они улыбались, где их глаза светились счастьем. Она пролистала их, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам. Но она не плакала. Вместо этого она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Вернись, — прошептала она, её голос был тихим, как шёпот ветра за окном.
— Пожалуйста, вернись.
Но ответа не было. Только тишина и холод, которые заполняли комнату, как будто напоминая ей, что она одна. И в этот момент она поняла, что самое страшное — это не ссора, не обида, а именно это чувство одиночества. Чувство, что он где-то там, в этом холодном мире, и она не знает, как его вернуть.
Она взяла телефон снова, открыла галерею. Там были их фотографии — старые, ещё те, где они улыбались, где их глаза светились счастьем. Она пролистала их, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам. Но она не плакала. Вместо этого она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Вернись, — прошептала она, её голос был тихим, как шёпот ветра за окном.
— Пожалуйста, вернись.
Но ответа не было. Только тишина и холод, которые заполняли комнату, как будто напоминая ей, что она одна. И в этот момент она поняла, что самое страшное — это не ссора, не обида, а именно это чувство одиночества. Чувство, что он где-то там, в этом холодном мире, и она не знает, как его вернуть.
Музыка лилась из колонок густым, тягучим потоком, заполняя кухню ритмом, который бился в такт сердцам. Воздух пах вином, цитрусовой резкостью духов и чем-то ещё — электричеством запретного. На столе пустые бутылки качались, как пьяные матросы, а тарелки с недоеденной едой казались абстрактными пятнами в этом калейдоскопе эмоций. Они спорили о чём-то, жестикулируя так, будто пытались вырвать друг у друга не слова, а куски души. Голоса перекрывали музыку, но смысл тонул в винных парах.
— Ты просто… не понимаешь! — девушка встала, её движения были размашистыми, как у марионетки со спутанными нитями.
— Танцуй со мной! — она потянула его за руку, и он, спотыкаясь, поднялся.
Он бормотал что-то о двух левых ногах, о возрасте, о глупости, но её смех, хрипловатый и настойчивый, заглушил протесты. Она закружилась, будто ветер в метели, её тело изгибалось, подчиняясь ритму. Латексные штаны ловили свет, как вторые кожа, а рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, обнажала впадинку ключицы — туда бы влить вино и пить губами.
— Расслабься! — крикнула она, разворачиваясь к нему спиной.
Её попа, упругая и наглая, прижалась к его бёдрам, и он замер, словно током ударило. Всё поплыло: свет лампы растёкся жёлтыми бликами, музыка превратилась в гул, а её запах — дымный, сладковатый — обволакивал, как паутина.
Её рука схватила его ладонь, прижала к своей талии. Ткань рубашки была тонкой, он чувствовал тепло кожи сквозь неё. Но пальцы, будто живые, поползли вверх, к изгибу рёбер, к краю лифчика, который она, кажется, не надела сегодня… Грудь оказалась в его руке внезапно, как спелый плод, выпавший из ветки. Мягкая, отзывчивая, она поддалась грубоватому прикосновению, и девушка закинула голову назад, к его плечу, издав звук — не то стон, не то смешок.
— Так-то лучше… — прошептала она, и её таз, будто отделённый от тела, продолжал двигаться, натирая его возбуждение сквозь джинсы.
— Ты просто… не понимаешь! — девушка встала, её движения были размашистыми, как у марионетки со спутанными нитями.
— Танцуй со мной! — она потянула его за руку, и он, спотыкаясь, поднялся.
Он бормотал что-то о двух левых ногах, о возрасте, о глупости, но её смех, хрипловатый и настойчивый, заглушил протесты. Она закружилась, будто ветер в метели, её тело изгибалось, подчиняясь ритму. Латексные штаны ловили свет, как вторые кожа, а рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, обнажала впадинку ключицы — туда бы влить вино и пить губами.
— Расслабься! — крикнула она, разворачиваясь к нему спиной.
Её попа, упругая и наглая, прижалась к его бёдрам, и он замер, словно током ударило. Всё поплыло: свет лампы растёкся жёлтыми бликами, музыка превратилась в гул, а её запах — дымный, сладковатый — обволакивал, как паутина.
Её рука схватила его ладонь, прижала к своей талии. Ткань рубашки была тонкой, он чувствовал тепло кожи сквозь неё. Но пальцы, будто живые, поползли вверх, к изгибу рёбер, к краю лифчика, который она, кажется, не надела сегодня… Грудь оказалась в его руке внезапно, как спелый плод, выпавший из ветки. Мягкая, отзывчивая, она поддалась грубоватому прикосновению, и девушка закинула голову назад, к его плечу, издав звук — не то стон, не то смешок.
— Так-то лучше… — прошептала она, и её таз, будто отделённый от тела, продолжал двигаться, натирая его возбуждение сквозь джинсы.
Он не помнил, как это случилось. Его руки, будто сами, стянули с неё рубашку, обнажив спину с большими татуировками— они трепетали, как живые, когда она выгибалась. Её кожа, бледная, с лёгкой шероховатостью от курения, пахла солью и апельсиновой цедрой. Он прижал губы к её шее, и она застонала, но не отстранилась.
А потом всё смешалось: её пальцы, расстёгивающие его ремень, его зубы, впивающиеся в её плечо, стук посуды, сброшенной со стола на пол. Они рухнули на теплый линолеум, но не почувствовали боли — только жар, который разлился по жилам, как расплавленный металл.
Всё началось с огня. Их тела, обнажённые и липкие от пота, сплетались на кухонном полу, как змеи в брачном танце. Посуда летела со стола — тарелки, чашки, ножи — всё грохотало, звенело, разбивалось вдребезги, но они не слышали. Только хриплое дыхание, только стук сердец, только влажный шлепок плоти о плоть.
Он входил в неё с яростью, будто хотел разорвать её изнутри, добраться до самой ее глотки своим членом. Она кричала, но это были не крики боли — это был вой твари, выпущенной на свободу. Её ногти впивались в его спину, оставляя кровавые дорожки, а её тело дёргалось в конвульсиях, из неё лился сок, как из переполненной чаши. Пол стал скользким, и запах стоял тяжёлый — смесь спермы, пота и чего-то дикого, звериного.
Они рухнули на пол, задыхаясь. Девушка, раскинувшись, как распятая, смеялась хрипло, её грудь вздымалась, а между бёдер вытекала жидкость. Он поднял дрожащую руку, вытирая пот со лба, и вдруг заметил телефон, валявшийся рядом. Экран горел.
Он взял устройство, пальцы скользили по стеклу, оставляя жирные следы. Открыл чат — аватарка жены. «Ты где?» — снова высветилось. Он начал печатать, но буквы плыли, как в бреду.
А потом всё смешалось: её пальцы, расстёгивающие его ремень, его зубы, впивающиеся в её плечо, стук посуды, сброшенной со стола на пол. Они рухнули на теплый линолеум, но не почувствовали боли — только жар, который разлился по жилам, как расплавленный металл.
Всё началось с огня. Их тела, обнажённые и липкие от пота, сплетались на кухонном полу, как змеи в брачном танце. Посуда летела со стола — тарелки, чашки, ножи — всё грохотало, звенело, разбивалось вдребезги, но они не слышали. Только хриплое дыхание, только стук сердец, только влажный шлепок плоти о плоть.
Он входил в неё с яростью, будто хотел разорвать её изнутри, добраться до самой ее глотки своим членом. Она кричала, но это были не крики боли — это был вой твари, выпущенной на свободу. Её ногти впивались в его спину, оставляя кровавые дорожки, а её тело дёргалось в конвульсиях, из неё лился сок, как из переполненной чаши. Пол стал скользким, и запах стоял тяжёлый — смесь спермы, пота и чего-то дикого, звериного.
Они рухнули на пол, задыхаясь. Девушка, раскинувшись, как распятая, смеялась хрипло, её грудь вздымалась, а между бёдер вытекала жидкость. Он поднял дрожащую руку, вытирая пот со лба, и вдруг заметил телефон, валявшийся рядом. Экран горел.
Он взял устройство, пальцы скользили по стеклу, оставляя жирные следы. Открыл чат — аватарка жены. «Ты где?» — снова высветилось. Он начал печатать, но буквы плыли, как в бреду.
Телефон упал на пол с глухим стуком, экран погас, но онуже не обращал на него внимания. Его дыхание было тяжёлым, грудь вздымалась, а тело всё ещё дрожало от недавнего экстаза. Незнакомка лежала рядом, её кожа блестела от пота, а между бёдер всё ещё сочилась их смесь. Она улыбалась, её глаза были полузакрыты, словно она наслаждалась послевкусием их греха.
И тут он услышал шаги.
Он обернулся — и увидел её. Свою жену. Она стояла в дверях, её глаза блестели, а губы были слегка приоткрыты. На ней было только чёрное кружевное бельё, которое подчёркивало каждый изгиб её тела. Парень замер, не зная, что сказать, но девушка уже поднялась с пола и подошла к ней.
— Ну наконец-то, — прошептала незнакомка, её голос был хриплым, как будто она только что проснулась.
Она обняла его жену, их губы встретились в поцелуе, который был больше похож на схватку. Языки сплелись, руки скользили по телам, и парень не мог оторвать взгляда. Его женщина, целовала другую девушку, и это зрелище заставило его кровь снова закипеть.
Девушка опустила руку между своих ног, её пальцы скользнули внутрь. Вытащив пальцы, покрытые спермой, поднесла их к губам жены.
— Попробуй, — прошептала она, её голос был полон обещаний.
Женщина облизала пальцы, её глаза закрылись, а губы улыбнулись.
— Вкус моего мужа, — прошептала она, и её голос был таким же соблазнительным.
И тут он услышал шаги.
Он обернулся — и увидел её. Свою жену. Она стояла в дверях, её глаза блестели, а губы были слегка приоткрыты. На ней было только чёрное кружевное бельё, которое подчёркивало каждый изгиб её тела. Парень замер, не зная, что сказать, но девушка уже поднялась с пола и подошла к ней.
— Ну наконец-то, — прошептала незнакомка, её голос был хриплым, как будто она только что проснулась.
Она обняла его жену, их губы встретились в поцелуе, который был больше похож на схватку. Языки сплелись, руки скользили по телам, и парень не мог оторвать взгляда. Его женщина, целовала другую девушку, и это зрелище заставило его кровь снова закипеть.
Девушка опустила руку между своих ног, её пальцы скользнули внутрь. Вытащив пальцы, покрытые спермой, поднесла их к губам жены.
— Попробуй, — прошептала она, её голос был полон обещаний.
Женщина облизала пальцы, её глаза закрылись, а губы улыбнулись.
— Вкус моего мужа, — прошептала она, и её голос был таким же соблазнительным.
Они снова поцеловались, их тела прижались друг к другу, и парень не мог больше сдерживаться. Он подошёл к ним, его руки скользнули по бёдрам его жены, а губы прижались к её шее. Он чувствовал, как её тело дрожит под прикосновениями, как она отвечает ему, её ягодицы прижимаются к его мокрому члену.
— Трахни меня, — прошептала жена, её голос был полон желания.
Он не заставил себя ждать. Его руки схватили её за бёдра, и он вошёл в неё сзади, её сочное влагалище приняло его с лёгкостью, как будто они делали это тысячу раз. Женщина застонала, её голова упала на плечо незнакомки, а руки схватили её за грудь.
Молодая девушка опустилась на колени перед женой, её губы прижались к её влагалищу, и она начала вылизывать её, её язык скользил по складкам, вылизывая смесь соков. Женщина кричала, её тело дёргалось в экстазе, а муж продолжал двигаться, его тело было покрыто потом, а сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
Они двигались в унисон, их тела сливались в одном ритме, их стоны и крики заполняли комнату. Девушка поднялась, её губы встретились с губами той, которую она обсуживала языком, и они поцеловались, их языки сплелись, а руки скользили по телам друг друга.
Муж чувствовал, как его тело приближается к кульминации, его движения стали быстрее, глубже, и он знал, что не сможет сдерживаться долго. Жена кричала, её тело дрожало в оргазме, а незнакомка продолжала целовать её, руки скользили по груди, животу, бёдрам, ласкали ее внутри.
— Трахни меня, — прошептала жена, её голос был полон желания.
Он не заставил себя ждать. Его руки схватили её за бёдра, и он вошёл в неё сзади, её сочное влагалище приняло его с лёгкостью, как будто они делали это тысячу раз. Женщина застонала, её голова упала на плечо незнакомки, а руки схватили её за грудь.
Молодая девушка опустилась на колени перед женой, её губы прижались к её влагалищу, и она начала вылизывать её, её язык скользил по складкам, вылизывая смесь соков. Женщина кричала, её тело дёргалось в экстазе, а муж продолжал двигаться, его тело было покрыто потом, а сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
Они двигались в унисон, их тела сливались в одном ритме, их стоны и крики заполняли комнату. Девушка поднялась, её губы встретились с губами той, которую она обсуживала языком, и они поцеловались, их языки сплелись, а руки скользили по телам друг друга.
Муж чувствовал, как его тело приближается к кульминации, его движения стали быстрее, глубже, и он знал, что не сможет сдерживаться долго. Жена кричала, её тело дрожало в оргазме, а незнакомка продолжала целовать её, руки скользили по груди, животу, бёдрам, ласкали ее внутри.
Он проснулся от того, что ему было жарко. Очень жарко. Его тело было покрыто липким потом, рубашка прилипла к спине, а голова гудела, как будто в ней били в барабаны. Он сел на диване, пытаясь понять, где он и что происходит. Его глаза медленно привыкали к свету, и он огляделся.
Кухня. Он был на кухне. Посуда стояла на своих местах, ни одна тарелка не была разбита. На столе — пустые бутылки из-под вина, водки, пива. Всё было тихо, только тиканье часов нарушало тишину.
Он потёр лицо, пытаясь собраться с мыслями. Эрекция, которая всё ещё была у него, напоминала о сне. О том сне. Он зажмурился, пытаясь отогнать образы: девушка, её тело, её крики, жена, их смех, их прикосновения. Всё это было так реально, так ярко, что он до сих пор чувствовал запах их тел, их смазки.
— Черт, — прошептал он, вставая с дивана.
Он прошёлся по квартире, его ноги были ватными, а голова кружилась. В спальне он нашёл девушку с парка. Она спала на кровати, одетая, её светлые волосы растрёпаны, а лицо спокойно. Она выглядела красивой, но... чужой.
Он посмотрел на неё, пытаясь понять, что он чувствует. Воспоминания о сне всё ещё были свежи, но теперь они казались далёкими, как будто это было не с ним. Подойдя ближе, рука непроизвольно потянулась к её бедру, но остановилась.
— Нет, — подумал он, отводя руку.
Кухня. Он был на кухне. Посуда стояла на своих местах, ни одна тарелка не была разбита. На столе — пустые бутылки из-под вина, водки, пива. Всё было тихо, только тиканье часов нарушало тишину.
Он потёр лицо, пытаясь собраться с мыслями. Эрекция, которая всё ещё была у него, напоминала о сне. О том сне. Он зажмурился, пытаясь отогнать образы: девушка, её тело, её крики, жена, их смех, их прикосновения. Всё это было так реально, так ярко, что он до сих пор чувствовал запах их тел, их смазки.
— Черт, — прошептал он, вставая с дивана.
Он прошёлся по квартире, его ноги были ватными, а голова кружилась. В спальне он нашёл девушку с парка. Она спала на кровати, одетая, её светлые волосы растрёпаны, а лицо спокойно. Она выглядела красивой, но... чужой.
Он посмотрел на неё, пытаясь понять, что он чувствует. Воспоминания о сне всё ещё были свежи, но теперь они казались далёкими, как будто это было не с ним. Подойдя ближе, рука непроизвольно потянулась к её бедру, но остановилась.
— Нет, — подумал он, отводя руку.
Это было не его. Не его тело, не его запах, не его жизнь. Он почувствовал отвращение — не к ней, а к себе. К тому, что он хотел это тело, но когда она рядом и доступно, ему оно было не интересно.
Быстро отойдя от кровати, его мысли вернулись к жене. К тому, что он сделал, к тому, что он чуть не сделал. Он побежал за телефоном, который валялся на кухонном столе. Экран мигал: «Ты где?».
Он открыл чат, его пальцы дрожали, когда он набирал сообщение:
«Я люблю тебя. Прости за всё. Скоро буду дома.»
Он отправил его и почувствовал облегчение, как будто сбросил с себя тяжёлый груз.
Теперь нужно было уйти. Он не мог оставаться здесь. Но уйти по-английски, не попрощавшись, было не в его правилах. Он нашёл лист бумаги и ручку, написал:
«Спасибо за всё. Если что, вот мой номер»
Он положил записку на стол, рядом с пустыми бутылками, и снова взглянул на нее. Она всё ещё спала, её грудь слегка поднималась и опускалась в такт дыханию. Она была красивой, но... чужой.
Он оделся, натянул пальто и вышел из квартиры, не оглядываясь. На улице было холодно, снег падал густыми хлопьями, и он почувствовал, как его голова проясняется. Он вызвал такси и сел на заднее сиденье, когда машина подъехала.
Он смотрел в окно, на мелькающие огни города, и думал о любимой. О том, как он чуть не потерял её.
— Всё будет хорошо, — прошептал он себе, закрывая глаза.
И в этот момент он поверил в это.
Быстро отойдя от кровати, его мысли вернулись к жене. К тому, что он сделал, к тому, что он чуть не сделал. Он побежал за телефоном, который валялся на кухонном столе. Экран мигал: «Ты где?».
Он открыл чат, его пальцы дрожали, когда он набирал сообщение:
«Я люблю тебя. Прости за всё. Скоро буду дома.»
Он отправил его и почувствовал облегчение, как будто сбросил с себя тяжёлый груз.
Теперь нужно было уйти. Он не мог оставаться здесь. Но уйти по-английски, не попрощавшись, было не в его правилах. Он нашёл лист бумаги и ручку, написал:
«Спасибо за всё. Если что, вот мой номер»
Он положил записку на стол, рядом с пустыми бутылками, и снова взглянул на нее. Она всё ещё спала, её грудь слегка поднималась и опускалась в такт дыханию. Она была красивой, но... чужой.
Он оделся, натянул пальто и вышел из квартиры, не оглядываясь. На улице было холодно, снег падал густыми хлопьями, и он почувствовал, как его голова проясняется. Он вызвал такси и сел на заднее сиденье, когда машина подъехала.
Он смотрел в окно, на мелькающие огни города, и думал о любимой. О том, как он чуть не потерял её.
— Всё будет хорошо, — прошептал он себе, закрывая глаза.
И в этот момент он поверил в это.
Такси мчалось по пустынным улицам, снег хлопьями прилипал к лобовому стеклу, а парень сидел на заднем сиденье, сжимая телефон в руке. Он не мог оторвать взгляда от экрана, где только что появилось новое сообщение от его жены.
«Прости меня за ссору. Я понимаю, что тебе хочется чего-то нового. Давай поговорим, когда вернёшься.»
Он почувствовал, как камень свалился с его сердца. Его пальцы быстро задвигались по экрану:
«Я уже в пути. Люблю тебя. Очень.»
Он отправил сообщение и закрыл глаза, чувствуя, как напряжение понемногу уходит. Их разговор продолжился, и тон постепенно стал более интимным.
«Я скучаю по тебе. По твоим рукам, по твоим губам...»
«Я тоже. Очень. Скоро буду дома.»
Когда такси остановилось у его дома, он почти выпрыгнул из машины, бросив деньги водителю. Он бежал по лестнице, его сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
Он открыл дверь и замер на пороге.
Любимая стояла в прихожей, её тело было обёрнуто в чёрное кружевное бельё, которое подчёркивало каждый изгиб её фигуры. Её светлые волосы были распущены, а глаза блестели, как будто она только что проснулась. Она улыбнулась, и в её улыбке было что-то такое, что заставило его кровь снова закипеть.
«Прости меня за ссору. Я понимаю, что тебе хочется чего-то нового. Давай поговорим, когда вернёшься.»
Он почувствовал, как камень свалился с его сердца. Его пальцы быстро задвигались по экрану:
«Я уже в пути. Люблю тебя. Очень.»
Он отправил сообщение и закрыл глаза, чувствуя, как напряжение понемногу уходит. Их разговор продолжился, и тон постепенно стал более интимным.
«Я скучаю по тебе. По твоим рукам, по твоим губам...»
«Я тоже. Очень. Скоро буду дома.»
Когда такси остановилось у его дома, он почти выпрыгнул из машины, бросив деньги водителю. Он бежал по лестнице, его сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
Он открыл дверь и замер на пороге.
Любимая стояла в прихожей, её тело было обёрнуто в чёрное кружевное бельё, которое подчёркивало каждый изгиб её фигуры. Её светлые волосы были распущены, а глаза блестели, как будто она только что проснулась. Она улыбнулась, и в её улыбке было что-то такое, что заставило его кровь снова закипеть.
— Любимая... — прошептал он, не в силах вымолвить больше.
Он упал на колени перед ней, его руки обхватили её бёдра, а губы прижались к её животу. Она вздрогнула, но не отстранилась. Его пальцы скользнули под кружево, нащупали её влажность, и он почувствовал, как её тело дрожит под его прикосновениями.
— Зайка... — её голос был тихим, почти шёпотом.
Он не стал ждать. Его губы нашли её лоно, и он начал ублажать её, его язык скользил по её складкам, вылизывая её соки. Она застонала, её руки схватили его за волосы, а тело выгнулось, как лук.
— Да... — прошептала она, её голос был полон удовольствия.
Он продолжал, пока её стоны не стали громче, пока её тело не начало дёргаться в экстазе. Она кончила, её соки заполнили его рот, а он почувствовал, как её ноги дрожат.
— В спальню, — прошептала она, её голос был хриплым.
Он поднялся, взял её за руку и понёс в спальню. Их губы встретились в поцелуе, который был больше похож на схватку. Языки сплелись, руки скользили по телам, и они рухнули на кровать.
Он вошёл в неё с яростью, будто хотел доказать что-то себе, ей, всему миру. Она кричала, её ноги обвились вокруг его талии, а руки впились в его спину. Они двигались в унисон, их тела сливались в одном ритме, их стоны и крики заполняли комнату.
Он упал на колени перед ней, его руки обхватили её бёдра, а губы прижались к её животу. Она вздрогнула, но не отстранилась. Его пальцы скользнули под кружево, нащупали её влажность, и он почувствовал, как её тело дрожит под его прикосновениями.
— Зайка... — её голос был тихим, почти шёпотом.
Он не стал ждать. Его губы нашли её лоно, и он начал ублажать её, его язык скользил по её складкам, вылизывая её соки. Она застонала, её руки схватили его за волосы, а тело выгнулось, как лук.
— Да... — прошептала она, её голос был полон удовольствия.
Он продолжал, пока её стоны не стали громче, пока её тело не начало дёргаться в экстазе. Она кончила, её соки заполнили его рот, а он почувствовал, как её ноги дрожат.
— В спальню, — прошептала она, её голос был хриплым.
Он поднялся, взял её за руку и понёс в спальню. Их губы встретились в поцелуе, который был больше похож на схватку. Языки сплелись, руки скользили по телам, и они рухнули на кровать.
Он вошёл в неё с яростью, будто хотел доказать что-то себе, ей, всему миру. Она кричала, её ноги обвились вокруг его талии, а руки впились в его спину. Они двигались в унисон, их тела сливались в одном ритме, их стоны и крики заполняли комнату.
Он чувствовал, как его тело приближается к кульминации, его движения стали быстрее, глубже, и он знал, что не сможет сдерживаться долго. Его возлюбленная стонала, её тело дрожало в оргазме, а он кончил, его сперма заполнила её, и тела дёргались в последнем оргазме.
Они рухнули на кровать, их тела были покрыты потом, их дыхание было тяжёлым, а сердца бились в унисон.
— Я люблю тебя, — прошептал он, его губы прижались к её шее.
— Я тоже, — ответила она, её голос был тихим, но полным любви.
Они лежали так, пытаясь отдышаться, и он почувствовал, как что-то внутри него успокоилось.
Он был дома.
Всё было хорошо.
Они лежали рядом, их тела всё ещё были влажными от пота, а кожа слегка покалывала от прикосновений.
Он лежал на спине, глаза были закрыты, но он не спал. Его рука лежала на её животе, пальцы слегка касались её кожи, как будто он боялся, что она исчезнет, если он перестанет её чувствовать.
— Зай... — начал он, его голос был тихим, почти шёпотом.
— Да? — она повернулась к нему, её глаза были полны тепла и понимания.
Он открыл глаза и посмотрел на неё. Его взгляд был серьёзным, даже немного пугающим.
— Я должен тебе кое-что сказать, — произнёс он, его голос дрожал.
— Говори, — она положила руку на его грудь, чувствуя, как его сердце бьётся под её ладонью.
Он глубоко вздохнул, как будто собирался с силами.
— Я... я думаю о других женщинах, — выдохнул он, его слова повисли в воздухе, как нож, готовый упасть.
Она не ответила сразу. Она смотрела на него, её глаза были полны нежности, но в них также читалась боль.
— Я знаю, — наконец сказала она, её голос был тихим, но твёрдым.
— Ты знаешь? — он удивился, его глаза расширились.
— Да, — она улыбнулась, но в её улыбке было что-то грустное.
— Я вижу, как ты смотришь на них. Как твои глаза загораются, когда ты видишь что-то... новое.
Он опустил глаза, чувствуя, как стыд сжимает его горло.
— Но это только в мечтах, — продолжил он, его голос был полон отчаяния.
— В реальности... в реальности я не могу. Я не могу предать тебя.
Его любимая чувствовала, как её сердце сжалось. Она знала, что это правда. Она видела, как он борется с собой, как он пытается быть тем, кем она хочет его видеть.
— Я люблю тебя, — сказала она, её голос был полон тепла. — И я понимаю тебя. Ты мужчина, и тебе это нужно. Это нормально...в какой-то степени.
Он посмотрел на неё, его глаза были полны благодарности и боли.
— Но я не хочу тебя потерять, — прошептал он.
— Ты для меня всё.
— Ты не потеряешь меня, — она обняла его, её губы прижались к его шее.
— Но если ты хочешь... если тебе это нужно... я не могу запретить тебе.
Он замер, его тело напряглось.
— Ты серьёзно? — спросил он, его голос был полон недоверия.
— Да, — она посмотрела ему в глаза. — Но только если я буду точно знать, что ты этого хочешь. И если я сама этого захочу.
— Я не знаю, нужно ли это мне, — наконец произнёс он.
— Но я знаю, что люблю тебя. И что ты для меня важнее всего.
Она улыбнулась, её глаза блестели.
— Я тоже люблю тебя, — прошептала она. — И я всегда буду с тобой.
Они лежали так, их тела прижались друг к другу, а сердца бились в унисон. Она чувствовала, как его сперма продолжает вытекать из неё, и это ощущение было странным, но в то же время интимным. Она знала, что это часть их, часть их любви, их связи.
— Спасибо, — прошептал он, его губы прижались к её лбу.
— Не за что, — она улыбнулась, её глаза закрылись.
Они лежали так, чувствуя, как их тела медленно остывают, а дыхание становится ровным. Они знали, что впереди у них ещё много разговоров, много решений, но сейчас, в этот момент, они были вместе. И это было всё, что имело значение.
Они рухнули на кровать, их тела были покрыты потом, их дыхание было тяжёлым, а сердца бились в унисон.
— Я люблю тебя, — прошептал он, его губы прижались к её шее.
— Я тоже, — ответила она, её голос был тихим, но полным любви.
Они лежали так, пытаясь отдышаться, и он почувствовал, как что-то внутри него успокоилось.
Он был дома.
Всё было хорошо.
Они лежали рядом, их тела всё ещё были влажными от пота, а кожа слегка покалывала от прикосновений.
Он лежал на спине, глаза были закрыты, но он не спал. Его рука лежала на её животе, пальцы слегка касались её кожи, как будто он боялся, что она исчезнет, если он перестанет её чувствовать.
— Зай... — начал он, его голос был тихим, почти шёпотом.
— Да? — она повернулась к нему, её глаза были полны тепла и понимания.
Он открыл глаза и посмотрел на неё. Его взгляд был серьёзным, даже немного пугающим.
— Я должен тебе кое-что сказать, — произнёс он, его голос дрожал.
— Говори, — она положила руку на его грудь, чувствуя, как его сердце бьётся под её ладонью.
Он глубоко вздохнул, как будто собирался с силами.
— Я... я думаю о других женщинах, — выдохнул он, его слова повисли в воздухе, как нож, готовый упасть.
Она не ответила сразу. Она смотрела на него, её глаза были полны нежности, но в них также читалась боль.
— Я знаю, — наконец сказала она, её голос был тихим, но твёрдым.
— Ты знаешь? — он удивился, его глаза расширились.
— Да, — она улыбнулась, но в её улыбке было что-то грустное.
— Я вижу, как ты смотришь на них. Как твои глаза загораются, когда ты видишь что-то... новое.
Он опустил глаза, чувствуя, как стыд сжимает его горло.
— Но это только в мечтах, — продолжил он, его голос был полон отчаяния.
— В реальности... в реальности я не могу. Я не могу предать тебя.
Его любимая чувствовала, как её сердце сжалось. Она знала, что это правда. Она видела, как он борется с собой, как он пытается быть тем, кем она хочет его видеть.
— Я люблю тебя, — сказала она, её голос был полон тепла. — И я понимаю тебя. Ты мужчина, и тебе это нужно. Это нормально...в какой-то степени.
Он посмотрел на неё, его глаза были полны благодарности и боли.
— Но я не хочу тебя потерять, — прошептал он.
— Ты для меня всё.
— Ты не потеряешь меня, — она обняла его, её губы прижались к его шее.
— Но если ты хочешь... если тебе это нужно... я не могу запретить тебе.
Он замер, его тело напряглось.
— Ты серьёзно? — спросил он, его голос был полон недоверия.
— Да, — она посмотрела ему в глаза. — Но только если я буду точно знать, что ты этого хочешь. И если я сама этого захочу.
— Я не знаю, нужно ли это мне, — наконец произнёс он.
— Но я знаю, что люблю тебя. И что ты для меня важнее всего.
Она улыбнулась, её глаза блестели.
— Я тоже люблю тебя, — прошептала она. — И я всегда буду с тобой.
Они лежали так, их тела прижались друг к другу, а сердца бились в унисон. Она чувствовала, как его сперма продолжает вытекать из неё, и это ощущение было странным, но в то же время интимным. Она знала, что это часть их, часть их любви, их связи.
— Спасибо, — прошептал он, его губы прижались к её лбу.
— Не за что, — она улыбнулась, её глаза закрылись.
Они лежали так, чувствуя, как их тела медленно остывают, а дыхание становится ровным. Они знали, что впереди у них ещё много разговоров, много решений, но сейчас, в этот момент, они были вместе. И это было всё, что имело значение.